Крымские горы, возвышающиеся скалистыми обрывами, отвесными стенами и другими горными атрибутами над побережьем, почти вплотную стоят к кромке моря, и только узкая полоска берега остается между их отвесными скалами и скупыми на ширину случайными пляжами.

И на этом промежутке не найти ровного места — уклон в сторону моря вполне ощутимый.

Такой рельеф придает исключительное своеобразие всему, что на нем рискнуло быть построенным.
Придал он его и городку Алупке, извилистые и непредсказуемые узкие, порой превращающиеся в лесенки улочки старой части которого опутывают с северо-западной стороны огромный, вытянувшийся вдоль моря парк. Воронцовский (иначе — Алупкинский) парк занимает примерно треть города и распологается на склоне, поднимаясь от прибрежных скал вверх.
Парк наполнен солнечным светом, совершенно бесконечен и довольно разнообразен. Особую бесконечность ему придает его труднопроходимый рельеф со сменяющими друг друга подъемами и спусками, делающий прогулки по нему более утомительными, чем обычно, и задающий основное направление гуляющим — вдоль склона. Роскошные сосны у входа со стороны Мисхора, откуда до парка можно дойти пешком, словно силачи, держат на поднятых кверху мускулистых ветвях объемные, свежие кроны.

Вымощеные камнем и посыпаные песочком дорожки уводят в дивные края. Это место — санаторий для деревьев: они здесь разрастаются особенно, становясь широкими и как бы немного приплюснутыми, будто их снимали на обычную камеру, а показывают на широком экране.

Иногда кажется, что еще немного, и начнутся джунгли. Кажется, что за углом начинается Африка.

Иногда кажется, что это больше не парк, занимающий треть города Алупки, а бескрайние леса и луга, дикие, необитаемые, населенные зверьми и птицами; кажется, что нет ничего кроме этих диких лесов и высоких, видимых через чуть синеватую толщу воздуха гор где-то вдали.

Кажется, что в этих зарослях должны находиться не курортные поселки и санатории, а поселения каких-нибуть местных племен.

Но газоны подстрижены и заботливо политы поливалками. Здесь несколько засушливый климат, и джунгли не получились бы без постоянного полива.

На перекрестке нескольких пыльных магистральных дорожек, под тенью крон высоких деревьев, аристократической причудой за изящной кованной оградой в полтора человеческих роста стоит, словно редкий зверь в клетке, стройная и немного нескладная араукария.

Под тенистыми кронами — каскад крошечных озёр с берегами, выложенными большими булыжниками и кусками скал. Озёр три: Зеркальное, Лебединое, Форельное.

В озёрах живут лебеди, смешно подолгу копающиеся вниз головой в иле на дне в поисках вкусного.

Вскоре дорожки начинают угрожающе сужаться и становятся все более хаотическими и лабиринтоподобными.

Это место постоянно делает вид, что его посетители заблудились. Полумрак теней, яркие пятна света на острых гранях огромных обломков скал, полное отсутствие ориентиров и невозможность увидеть, куда ведет и откуда пришла тропинка делают эту часть парка хорошим местом действия для истории о затерянном мире.

На картах в этой стороне отмечено: «большой хаос», «малый хаос».

Но все это — игра давно ушедших садовников с забывшимися посетителями. Стоит пару раз спуститься по узким каменным лестницам, пройти мимо водопадов, урытых в узких ущельях среди мрачных обломков скал — и снова вокруг старый, уютный городской парк, наполненный теплым зелёным светом, проходящим сквозь гостеприимно раскинутые кроны больших, даже огромных, чуть неуклюжих платанов среди лужаек, подстриженных и сияющих под каплями воды из поливалок. Кажется, за поворотом дорожки должна быть покосившаяся металлическая ограда, за которой по улице неспешно ползет, греясь на солнышке, престарелый трамвай.

Но трамваев в Алупке нет: за поворотом дорожка приходит на Дворцовое шоссе — дорогу для ленивых, ведущую через весь парк (и разделяющую его надвое) напрямик к дому его первого владельца, ко дворцу графа Воронцова. Старые привратные башни, чей суровый облик несколько нарушен телефонными козырьками (неуловимо напоминающими детские, простите, горшки), увиты стеблями разросшихся лиан.

Со стороны гор дворец похож на старый замок откуда-нибуть из Англии, но при этом с неожиданными и весьма идущими ему восточными элементами. Приземистые башенки с узкими бойницами окон стерегут заостренные арки ворот, а из-за крепостных стен с причудливой формы зубцами возвышаются декоративные трубы, словно привезенные сюда прямиком отуда-нибуть из мавританской Испании.

Северный фасад — строгий, наколько это было возможно при его стиле, всегда теневой, даже чуть мрачноватый, с несколько готическими чертами.

Он — как зеркало, отражающее неприступность гор, как сложный ограненный кристалл, преломляющий эту неприступность в красоту крепостных стен.

Ворота ведут в Шуваловский проезд — извилистый путь, лежащий между крепостных стен с контрфорсами, между высоких башен, узких окошек-бойниц, старинных кованых фонарей на тонких кронштейнах.

Этому маленькому средневековому уголку для полного счастья не хватает только брусчатки вместо потрескавшегося асфальта.

Другие ворота ведут во внутренний дворик, где растет гигантское дерево, под кронами которого запросто размещаются все многочисленные толпы туристов, которые стоят в очередь в кассу и которые уже отстояли её и теперь ждут своей очереди на экскурсию.

У стен замка, в тишине и тени крон деревьев, покоится крошечный пруд с кувшинками и декоративными рыбками.

С южной стороны дворец почти не виден из парка — деревья и склон скрывают его, только иногда видны среди деревьев шпили, башенки и неведомые конструкции, выточенные из камня. Чтобы попасть на Южные терассы и увидеть южный фасад, нужно заплатить несколько гривен и подняться по лестнице.

По дороге имеется ванна.

Над навесом, образованным лианами, над стеной, увитой плющем стоит сияющий на солнце светло-песчаный дворец. Кажется, что он даже не стоит на земле, а в невесомости висит над ней, не оказывая никакого давления на грунт.

Небольшое двухэтажное здание с огромными стрельчатыми окнами, с невероятной аркой, словно неведомым образом попавшей сюда прямиком из Альгамбры, две ленты широких и светлых ажурных балконов и лента невозможной каменной резьбы на карнизе — рецепт полной архитектурной гармонии.

Тонкие, как стволы стройных молодых деревьев колонны, готические окна, восточные узоры бесконечной резьбы и лепнины, кружево узора балконных перил.

Этот дворец был создан, чтобы им любовались.

Южный фасад повернут к морю — к сияющему, теплому, бирюзовому и радостному летнему морю.

Количество удивительно красивых, уместных и тонких архитектурных деталей зашкаливет на второй минуте просмотра.

Весь остальной парк скромно растет, практически лишенный цветения, чтобы осыпать бесконечным количеством ярких цветков лужайки перед Южным фасадом.

Южные терассы — самая цветущая часть парка. Здесь очень много роз — и это не привычные по иным паркам жидкие кусты с парой веток и соцветий, это — настоящие заросли, усыпанные цветами. Клумбы покрыты петуниями и другими однолетниками. Живые изгороди здесь — из пряных трав.

Перед аркой дворца, по бокам от ведущих к ней ступеням, установлены на редкость достоверные скульптуры львов.

Южные терассы притягивают множество туристов — явно большее, чем то, на которое они были расчитаны.

А где-то внизу, там, куда ведут редко посещаемые посетителями дорожки парка, разбиваются внизу, под обрывом, бирюзовые волны об обломки упавших в воду скал.

 

Фотографии сняты на камеру «Samsung GX-1L» с объективом Schneider-Kreuznach D-Xenon 1:3.5-5.6 18-55mm AL.